На берегу все оставалось по-прежнему. Вдоль линии моря медленно полз миниатюрный игрушечный трактор, волочащий за собой сеть с пустыми бутылками, пакетами, окурками и прочим мусором, оставшимся на пляже со вчерашнего вечера. Мускулистые, загорелые дочерна парни расстанавливали лежаки и раскрывали пестрые паруса тентов. Из желто-синего шатра выносились надувные бананы, парашюты и водные лыжи. Тишь, гладь да божья благодать. Даже не верится, что в нескольких десятках метров от мирного берега можно обнаружить кошмарные находки, от которых к горлу подступает тошнотворный ком, а волосы торчат дыбом.

Бред? Временное помрачение рассудка? Галлюцинация? В таком случае крайне тошнотворная галлюцинация.

Сплюнув в сторону, Юрьев вспомнил деревню, куда частенько ездил во время школьных каникул. Перед Новым годом дедушка, бабушка и многочисленная родня непременно запасались холодцом, именуемым деревенским народом «холодное». Поедалось кушанье с хреном или горчицей, непременно под самогон, а готовилось оно из говяжьих и свиных ног, или «булдыжек». Желтые, пупырчатые, окостеневшие, они лежали в сенях навалом, словно поленья. Маленький Юрьев не мог смотреть на них без отвращения, и теперь, много лет спустя, испытал аналогичную тошноту.

Двигая руками осторожно и плавно, чтобы не делать волн, мешающих обзору, он посмотрел вниз. Сомнений не оставалось. Внизу, на трехметровой глубине, покоилась человеческая рука, косо отсеченная по линии запястья. Пятерня, несомненно, принадлежала взрослому мужчине плотного сложения. Масти он был рыжеватой и, как показалось Юрьеву при ближайшем рассмотрении, отличался обилием веснушек. Если…

Если это не были брызги крови.

Вздор, сказал себе Юрьев, снова погружаясь на глубину. Вода смывает кровь. И следы она тоже смывает.

Зависнув вниз головой, он сделал несколько расчетливых гребков, чтобы приблизиться к находке, не подняв тучи песка. Ладонь никуда не делась. Она действительно лежала на дне тыльной стороной вверх. Рядом суетились два маленьких юрких краба, терзающих лохмотья кожи. Судя по характеру повреждения, рука была не оторвана и не отпилена, а отсечена каким-то острым предметом. Вряд ли это был топор, сабля, турецкий ятаган или японский меч катана.

Вынырнув, Юрьев почти не сомневался, что руки неизвестный лишился в отчаянной схватке с противником, вооруженным ножом. Он даже нож себе приблизительно представлял. Широкий прямой клинок с плавно изогнутым острием – безотказное, бесшумное оружие подводного пловца. Не тот псевдоармейский нож, который преподносится рекламой как «идеальное холодное оружие, прошедшее сертификацию для элитных частей специального секретного десантно-штурмового суперподразделения суперморских суперкотиков». Нет. Какой-нибудь стандартный «кабар» из арсенала морских пехотинцев США, применявшийся еще во время Второй мировой войны и снискавший себе такую же грозную славу, как автомат Калашникова. Узкая, тщательно заточенная полоска нержавеющей стали, способная перерубить толстый сук и человеческую кость.

С одинаковой легкостью.

С профессиональным мастерством.

Но откуда взяться диверсантам на болгарском курорте? Повернувшись в сторону яхты, Юрьев не заметил ничего похожего на радары, пулеметы или зенитки. Обычное прогулочное судно с компашками людей на палубе. Они не собрались вдоль борта, наблюдая за человеком, заплывшим далеко в море. Хотя все может быть.

Отдышавшись, Юрьев набрал полную грудь воздуха и нырнул в третий раз, подавляя позывы к рвоте. Пришлось приблизить лицо к страшной находке почти вплотную, чтобы рассмотреть детали. Зачем? Юрьев не сумел бы ответить на этот вопрос. Пары секунд хватило, чтобы увидеть на мертвых пальцах золотой перстень и золотое же кольцо – обручальное.

Юрьев поспешил на поверхность и, улегшись на спину, погреб к берегу. Небо вверху было синее, яркое. Не верилось, что под этим небом могут происходить столь дикие, столь страшные вещи. Это не укладывалось в голове. Не поддавалось логическому осмыслению. Не вписывалось в общую картину светлого, солнечного утра.