– Не надо смотреть на меня как на врага народа, девочки. Я действительно работаю с Папá. И вашим экскурсоводом завтра тоже буду я. Такой расклад.

– Доказательства, – коротко произнесла Вера.

– Ему за сорок, – сказал Юрьев. – Он никогда не снимает черные очки и носит мобильный телефон на плавках. На плече татуировка. Эйфелева башня. Знаете ее историю?

– Хочу в Париж, – мечтательно вздохнула Люба, облизывая губы.

С помадой, размазанной по подбородку, она бы прекрасно вписалась в парижский интерьер. Где-нибудь под мостом через Сену или на задворках «блошиного рынка». Что еще мог сказать о ней Юрьев? Глаза у Любы были широко открыты, что свидетельствовало о ее заинтересованности и доверчивости. Надя то и дело «занавешивала» взгляд густо накрашенными ресницами, выдавая усталость и апатию. Вера глядела прищурившись, недоверчиво. Несмотря на хмель, ударивший в голову, она сохранила способность критически оценивать ситуацию. Ну, это дело поправимое. Немного достоверных штрихов, и Верино недоверие улетучится как дым.

– Историю башни? – спросила она, кривя рот.

– Татуировки, – уточнил Юрьев, вновь наполняя бокалы. – Папá три года отсидел в парижской тюрьме за драку с ажанами в бистро. Отсюда, кстати, и прозвище. Он был самым пожилым в камере.

Чем чудовищнее ложь, тем легче в нее верят, говаривал Геббельс. Реакция Любы была лучшим тому подтверждением. Детали, придуманные Юрьевым на ходу, были достаточно яркими, чтобы показаться правдоподобными. Проститутки успокоились, поочередно поднося бокалы к губам. Юрьев заговорил снова, перемежая властные интонации с увещевающими, чтобы окончательно сбить слушательниц с толку.

– Но Папá завтра занят, ясно? Теперь я отвечаю за транспортировку. Чему… – он доверительно положил ладонь на запястье Веры, – чему безмерно рад. Не каждый день выпадает удовольствие прокатить таких красоток, как вы. Но дисциплина прежде всего. Если не явитесь к причалу в назначенный срок, то придется вам добираться до яхты вплавь. – Юрьев нагло ухмыльнулся. – Что получится у вас вряд ли, а чеченцы – серьезные заказчики, и шутки с ними плохи. Знаете, что они с вами сделают, если вы не явитесь в срок?

– Что? – попыталась изобразить презрение Вера.

– Вставят вот такие штуковины, – Юрьев щелкнул ногтем по бутылке, – в естественные отверстия каждой. Куда именно – догадывайтесь сами. – Не давая проституткам времени опомниться, он встал, резко отодвинув стул. – Жду на катере с шести часов вечера до пяти минут седьмого. Потом не взыщите. – Он развел руками. – Оплата пойдет по двойному тарифу. А в пятнадцать минут седьмого я вообще отчалю один и поплыву докладывать Казаеву, что девочки не явились.

– Явились, явились, – поспешила заверить Юрьева Надя, поглядывая на бутылку из-под шампанского.

– Симпатичный мужчинка, но вредный, – разочарованно прокомментировала Люба.

– Двойного тарифа не будет, – отрезала Вера. – Папá получил деньги, а больше мы не заплатим ни копейки.

Юрьев заглянул ей в глаза. Блефует? Похоже на то. Зрачки ускользают то влево, то вправо, пальцы сложенных на столе рук нервно сплетаются и расплетаются, напоминая клубок бледных змей. Но в поведении Веры угадывается также уверенность в своей правоте. Частичная. Половинчатая.