– Buckle up, sir.

Кузница удивило это американское выражение в устах английского сержанта, он хотел было поделиться с Ариелем, но тут началось снижение и все его усилия сосредоточились на том, чтобы удержать свой желудок, который рвался выскочить наружу, на подобающем ему месте.

Самолет завывал и трясся, пару раз тряхнуло особенно сильно, Кузниц покосился на согнувшегося пополам на сиденье Ариеля, решил, что больше не выдержит и умрет, но в этот момент раздался удар, потом еще один, послабее, и Кузниц понял, что они сели.

Почти сразу наступила оглушительная после всего этого рева и свиста тишина – пилот выключил двигатели. Кузницу показалось, что он оглох, но потом он услышал, как рядом бормочет ругательства Ариель, а сержант кричит, чтобы отстегивали ремни и готовились к высадке.

«Почему пилот не включает реверс? – подумал Кузниц. – Ведь врежемся куда-нибудь по инерции». Только он это подумал, как самолет резко развернуло, он проехал еще несколько метров и остановился, накренившись на бок. Со скрежетом опустился пандус, и солдаты, подгоняемые сержантом, стали выходить из самолета. Кузниц отстегнул ремни, встал на трясущихся ногах, подтянул сползшие до пупа брюки и взял лежащий на полу рюкзак. Ариель уже подходил к пандусу, волоча за собой рюкзак, и Кузниц побрел за ним, надев лямки рюкзака на одно плечо.

У пандуса его догнал Хосе:

– С боевым крещением, сэр! – Он выглядел если не браво, то достаточно пристойно, особенно по контрасту с Ариелем.

«Да и у меня, наверное, вид соответствующий, – подумал Кузниц, спускаясь по пандусу на землю. – А Хосе молодец – вот что значит кадровый военный».

– С чем это ты меня поздравлял? – спросил он его.

– Как с чем? – удивился Хосе. – В нас же попало два раза.

– Так вот почему нас так тряхнуло, – вспомнил Кузниц, – а я-то думал, что это какие-то ямы воздушные.

– Слегка только задели – повезло, а то была бы всем яма, точнее, и ямы не было бы, – сказал Хосе, достал сигареты, повертел пачку в руках и опять спрятал в карман – они стояли у самого самолета, и курить тут явно было нельзя.

По летному полю к ним бежал Цьома, личный шофер полковника Ярошенко.

– Смотри-ка, кто к нам идет, – заметил Хосе. – Встреча по высшему разряду.

– Поехали-поехали! – крикнул Цьома, еще не добежав до них. – Полковник приказал срочно вас привезти!

– Ты почему не приветствуешь офицеров? – полушутя спросил Хосе.

– Здравствуйте, товарищ Мартинес, – Цьома махнул рукой, что должно было изображать салют. – С приездом, товарищ лейтенант, – сказал он Кузницу и взял у него рюкзак. – Срочно надо ехать – брифинг сегодня, а без вас какой брифинг?!

– Без нас вообще никуда, – усмехнулся Хосе, – это ты верно сказал, но ехать пока нельзя – ты посмотри на лейтенанта Зарембу.

– Надо ехать, – повторил Цьома, посмотрел на Ариеля и покачал головой.

Лейтенанта Зарембу выворачивало наизнанку. Он стоял, судорожно вцепившись в край пандуса, и даже в тусклом свете аварийного освещения было заметно, как он бледен. Хосе с Кузницем подошли к нему, за ними плелся Цьома, приговаривая:

– Срочно надо ехать, полковник сказал: срочно.

Кузниц поднял рюкзак Ариеля, валявшийся рядом на бетонке, и спросил:

– Что, баба, плохо?

Ариель, не отвечая, тоскливо посмотрел на него, а Хосе сказал:

– Давай, давай. Поехали в расположение. Босс требует, – и добавил: – Там найдем, чем тебя подлечить.

Они отдали все рюкзаки Цьоме, взяли Ариеля под руки и поволокли его по летному полю к машине, которую Цьома умудрился подогнать чуть ли не к самолету. Ариель был уложен на заднее сиденье вместе с рюкзаками, а Хосе с Кузницем устроились на переднем рядом с Цьомой.

Шоссе, ведущее в столицу Островов, было забито военной техникой, и джип еле полз. Ариель сначала только стонал и изредка ругался, но когда въехали в город, оживился, посмотрел по сторонам и вдруг произнес слабым голосом:

– Ну-ка, тормозни здесь.

Цьома заворчал, но остановился, и Ариель с неожиданной для его состояния прытью скачками пересек дорогу и исчез в баре, над входом в который был изображен веселый джентльмен в цилиндре – надо понимать, тот самый Happy Harry, который дал название этому заведению. Сидеть втроем на переднем сиденье было неудобно, и Кузниц перебрался назад, положил в ноги свой рюкзак и стал смотреть в окно.

Затемнение в городе было относительное: уличное освещение было выключено, но у входа в многочисленные бары горели вполнакала разноцветные фонари; тусклые лампочки светились и в подъездах домов.

«Не идет война этому городу, – подумал Кузниц, – как-то не к месту выглядит «воинство Христово» на фоне всех этих старинных зданий».