Неужели эти робкие прикосновения станут последними прикосновениями женщины, которые суждено испытать Юрьеву? Неужели больше никогда девичьи волосы не пощекочут его лицо? И эти облака, превратившиеся из кудлатых овец в размытые ленты, – они так и будут лениво плыть по небу, когда не станет Юрьева? Без него наползут дождевые тучи, без него грянет гроза и шторм, а потом солнце вновь взойдет над омытой ливнем землей? И пожелтеют листья, и выпадет пушистый снежок, и засверкают звезды волшебной новогодней ночью…

А Юрьев ничего этого не увидит? Не услышит? Умрет на грязной палубе с пятнами засохшей блевотины?

Нет! Ни за что! Кто сказал, что лучше умереть стоя, чем жить на коленях? Звучит красиво, однако жизнь – не кино. Куда лучше вообще не умирать. Ни стоя, ни на коленях. Пусть умирают враги. Безразлично, в какой позе. Юрьев воздержится. У него есть козырь, припрятанный в рукаве. Один-единственный против всей крапленой чеченской колоды.

2

– Не заставляй меня ждать, – потребовал Казаев, не спускающий глаз с пленника. – Слышишь, как визжат и верещат русские потаскушки под моими воинами?

Пистолет лежал рядом с левой рукой террориста, небрежно барабанящей пальцами по столу. В сгущающихся сумерках глаза Казаева казались двумя сверкающими угольками.

«Эффект красных глаз, – машинально отметил про себя Юрьев. – Как на дешевых фотографиях. Он сам дешевка. Рисуется перед всеми при каждом удобном случае, как самодовольная баба. Если подыграть ему, он будет готов лопнуть от гордости. В этом залог успеха. Чем неожиданнее, чем резче будет перемена моего поведения, тем сильнее получится контраст».

– Слышу, – пробормотал Юрьев замогильным тоном.

– Желаешь присоединиться к общему хору? – спросил Казаев.

– Меньше всего на свете.

– Тогда с какой целью ты сюда явился? Отвечай!

– Обещаешь мне свободу? Жизнь?

Выторговать ни того, ни другого Юрьев не рассчитывал. Он тянул время, выбирая момент для нанесения удара. Скованный по рукам и ногам, он не потерял веры в победу.

– Так что в обмен на информацию? – спросил он.

– Жизнь, – ответил Казаев.

– Где гарантии, что ты сохранишь мне жизнь?

– Никаких гарантий. Речь идет не о твоей жизни. О ее. – Казаев потрепал по волосам свою танцовщицу. – Ее зовут Лали. Она предана мне, как собака, и всецело принадлежит мне, от макушки до пят. Как этот пистолет, из которого я могу пристрелить ее у тебя на глазах.

Лали не проявила ни малейшего протеста. Ее голова была низко наклонена, густые длинные волосы блестели, словно вороново крыло.

– Девушка ни при чем, – выдавил из себя Юрьев.

Может быть, стоило все же погибнуть в бою? Он опустил взгляд, уставившись на грязные доски. В поле его зрения попали босые ступни танцовщицы. С точеными лодыжками, с аккуратными ноготками, миниатюрные, как у ребенка.

– Ошибаешься, – донеслось до него. – Теперь девушка при чем. От тебя зависит, умереть ей или жить дальше.

– Я приплыл, чтобы посмотреть, сколько на яхте человек и где хранится оружие, – глухо произнес Юрьев. – Это все, что нужно знать тем, кто утром начнет штурм.

– И кто же? – мрачно полюбопытствовал Казаев.

– Русские спецназовцы, одетые в форму болгарских полицейских, – сказал Юрьев. – Больше мне ничего не известно.

– Спасибо. Утром меня здесь не будет. А тебя вообще не будет в этом мире. Можешь помолиться, Иван.

– Я не очень-то верю в бога.

– И правильно, – кивнул Казаев. – Ваш бог слаб и беспомощен. Он ни на что не годен. Прощает врагов, вместо того чтобы сражаться. Жалкий удел. Осознаешь ли ты это теперь, когда стоишь передо мной коленопреклоненный, обреченный на смерть?

– Не очень.

– Что-о? – Седая бородка террориста вытянулась, образовав мохнатый клин.

– Мысли путаются, – пожаловался Юрьев с виноватой улыбкой. – Страшно умирать.

– Страшно? – переспросил Казаев, усмехаясь и приобнимая Лали за талию.

Бедрами и лобком она прижалась к нему, тогда как верхняя часть ее корпуса непроизвольно отклонилась назад. Страх и отвращение выражала эта поза.

– Конечно, – подтвердил Юрьев, пряча глаза. – Прежде мне не приходилось умирать.

– Хо-хо-хо, – рассмеялся Казаев. – Молодец. Не теряешь чувства юмора и присутствия духа. Что ж, я уже говорил, что ты умрешь легко, и сдержу обещание… Лали!

– Что, господин? – встрепенулась девушка.

Юрьев машинально поднял глаза и в очередной раз восхитился ее идеальной, словно выточенной из золотистого дерева, фигурой. Затем он перевел взгляд на рубку яхты. Эх, добраться бы туда!