Юрьев победил, но это была пиррова победа. Она давала лишь небольшую отсрочку, а не настоящее преимущество. Время замедлило ход, как бы предлагая хорошенько прочувствовать значение каждой секунды, отделяющей бытие от небытия.

5

Юрьев смахнул со лба пот, застилающий глаза. Дважды Лали поднимала руку к двери и дважды отдергивала ее, словно не решалась прикоснуться к раскаленному железу. Приподнявшийся на локтях Казаев что-то предостерегающе просипел. Его угроза возымела обратный эффект. Заметив, что хозяин очнулся, Лали поняла, что терять уже нечего, и захлопнула дверь, опустив массивную задвижку. В ту же секунду изнутри ударила автоматная очередь, будто ломом по металлическому листу заколотили: бум-бум-бум! Дверь выдержала, но нет ли изнутри какой-нибудь другой лазейки, через которые боевики сумеют пробраться на палубу?

Словно прочитав его мысли, Лали вихрем промчалась на корму судна и, упав на люк, закрыла засов. Там тоже затрещал автомат, но пули, прошивающие дубовый щит, не зацепили турчанку. Вовремя откатившись в сторону, она показала пальцем на Казаева:

– Kill him! Убей его, убей!

Смерив ее злобным взглядом, Казаев что-то выкрикнул на своем языке. Окончательно пришел в себя? Отдает команды своим головорезам? В два прыжка приблизившись к Казаеву, Юрьев для начала смазал его пистолетом по челюсти, а потом воткнул ствол в глазницу.

– Стреляю на счет «три». Что ты им приказал? Раз…

Под палубой, где непрерывно раздавался топот множества ног, что-то загремело. Потом заверещала одна из девушек, к ней присоединились остальные, и их голоса слились в пронзительный визг, способный заглушить двигатели реактивного самолета.

– Два! – Юрьев усилил нажим на «беретту», нимало не заботясь о том, что поверженный враг ослепнет на один глаз.

– Стоит мне подать сигнал, и шлюх порежут на куски, – пояснил Казаев, гримасничая. – Потом черед дойдет до тебя. И до нее. – Пересиливая боль и страх, он наугад указал пальцем в сторону Лали. – Вам всем конец. Вы подохнете, подохнете, подохнете!

Он не блефовал. Но и Юрьеву было не до шуток. Он спустил курок и сказал, словно стучащая зубами Лали нуждалась в его оправданиях:

– От него воняло. Извини. – Юрьев встал и спросил, помогая себе жестами: – Как насчет иллюминаторов? Port holes, I meen!

– What do you say? – спросила Лали, уставившись на размозженную голову своего господина.

– Окна, девочка, окна. Через них можно выбраться наружу?

Сообразив, о чем идет речь, она замотала головой столь энергично, что волосы захлестали по ее смуглым плечам:

– No other way out! Too small windows. – Лали изобразила пальцами круг, сквозь который не просунул бы голову и ребенок.

Разумеется, она преуменьшала размер корабельных иллюминаторов, но Юрьев не стал проявлять дотошность.

Женские вопли внизу смолкли. Только тревожные мужские голоса, перебивающие друг друга, как на восточном базаре. Кто-то методично колотил в дверь тяжелым твердым предметом. Били также в закрытый люк.

– Бежим! – взмолилась Лали. – Run for our lives!

Проявившая столько отваги и решимости, она едва держалась на ногах. Показав ей жестом не суетиться, Юрьев крикнул:

– Эй, там, в трюме! Слушайте внимательно, повторять не буду. – Он остановился, набирая побольше воздуха. – Девушек не трогать. Сидите тихо, как тараканы, не то вашему атаману каюк.

– Он жив? – громко спросили из-за железной двери.

– Жив, – сказал Юрьев, покосившись на вязкое, густое желе, расплывающееся вокруг головы Казаева.

– Тогда пусть подаст голос! – заорали невидимые боевики. – Командир, ты нас слышишь? Отзовись!

– Ваш командир связан, а во рту у него кляп, – крикнул Юрьев. – Это для вашего же блага. Очень скоро яхта причалит к берегу, а у вас есть, на кого валить вину. – Откашлявшись, он предупредил: – Но если полиция обнаружит внизу трупы, то никому не отвертеться. На вашем месте я бы поискал способы избавиться от оружия, хотя, конечно, дело хозяйское.

– Мы тебе не верим, – донеслось снизу.

– Плевать мне на это, – отрезал Юрьев.

Кто-то опять принялся таранить дверь. Проститутки завизжали. Дважды прозвучали приглушенные выстрелы, но визг не прекратился и по-прежнему был трехголосым, что внушало некоторый оптимизм. «Если шум слышен на берегу, – подумал Юрьев, – то люди принимают выстрелы за разрывы праздничных петард, а крики кажутся им радостными. Кому может прийти в голову, что в двух километрах от мирного болгарского курорта беснуются взаперти вооруженные террористы?»