3

Через полчаса он вышел на пляж, поставил сумку, устроился на песке и притих, поглядывая по сторонам. Вокруг не было ни души. Никто не резвился в воде, не целовался на скамейках, не прохаживался вдоль моря. Ни одного силуэта в поле зрения. Ни одного огонька сигареты.

Сердце сжималось от тревоги. Если верить Агате, то связного, как выяснилось, действительно звали Павлом Маркеловым. У Юрьева не было оснований не доверять болгарам. Почему же мозг непрерывно подает сигнал опасности? Нервишки пошаливают, будь они неладны. Естественно. Как-никак Юрьев собрался не в гости к друзьям, не на вечеринку и не на прогулку. Он привык иметь дело с противниками, пользующимися интеллектом, а не десантными ножами. Все знания, весь опыт разведчика никуда не годились сегодняшней ночью. Это раздражало.

Поднявшись с песка, Юрьев сходил за урной и перенес ее поближе к воде. Извлек из урны мешок мусора, разделся, выложил из сумки водолазный костюм с аквалангом, сложил туда одежду, смятую сумку сунул в урну, а сверху прикрыл мешком. Необходимые меры предосторожности. Не то чтобы Юрьев опасался, что кто-нибудь стащит его джинсы, но вдруг брошенные без присмотра вещи привлекут к себе чье-то внимание? Поднимется тревога, примчится полиция, станут искать утопленника… Нет, лучше не рисковать.

Последняя мысль заставила Юрьева усмехнуться. Не рисковать? И это говорит себе человек, вознамерившийся поиграть в прятки с боевыми пловцами? Человек, которому предстоит действовать под носом у вооруженных до зубов боевиков?

Юрьев еще раз посмотрел по сторонам. На этот раз не из опасения попасться на глаза случайному зеваке. В его взгляде сквозила затаенная тоска. Ему очень не хотелось совершать то, что он собирался совершить. Он никогда не мечтал о том, чтобы героически погибнуть в морской пучине. Почему же он не отказался от опасной затеи?

Управлял ли Юрьевым долг перед родиной? Ответ отрицательный, поскольку он ничего не был должен государству, зато государство неоднократно использовало его в своих целях. Тогда, может быть, он готов был умереть за право вступления в Евросоюз, за присоединение к ВИО, за глобализацию, за интеграцию, за человечество, за мир во всем мире? Нет, нет и еще раз нет. Даже расправа над террористами не являлась главным побудительным мотивом. Это было что-то другое. Наверное, какая-то крохотная искорка, тлеющая в груди. Осознание факта, что человек создан не только для того, чтобы питаться, размножаться и предаваться всевозможным утехам. Кто-то должен был противостоять злу. Отказаться от борьбы означало навсегда утратить самоуважение. А потерять себя – разве это не аналогично тому, чтобы умереть?

– Ни за что! – сказал себе Юрьев.

Но и по-настоящему умирать не хотелось, ведь жизнь дается только один раз, и обидно обрывать ее на половине. Невозможно было представить себе, что исчезнет весь этот прекрасный мир, полный красок, звуков, запахов. Исчезнет для Юрьева. Исчезнет навсегда. Разве это возможно?

Звезды сверкали в небе, как бриллианты, щедро рассыпанные небесным ювелиром по черному бархату. Маленькие пологие волны, окутанные пенными кружевами, с чмоканьем целовали песок, ярко светила убывающая луна, по пляжу протянулись длинные тени от свернутых зонтов. Пахло морем и цветами. Из соседнего ресторана неслись тягучие, заунывные звуки кантри: там исполняли что-то ковбойское.

Машинально насвистывая незатейливую мелодию, Юрьев примотал скотчем водонепроницаемый пакет с героином к цилиндру акваланга. Проверил, прочно ли он держится. Натянул ласты. Взвалил на спину акваланг и застегнулся, путаясь в ремнях. «Волнуешься, – сказал он себе. – Напрасно. Ты должен быть собран, деловит и уверен в своих силах. Ты справишься. Обязан справиться».